Солдатский маршал [Журнальный вариант] - Сергей Михеенков

Бедняга Отто, подбитый артиллеристами 19‑й армии генерала Конева, он впервые испытал со своим экипажем то, что случается на войне почти в каждом бою. Конечно, ему хотелось, чтобы от чешской стали русские снаряды отлетали, как теннисные мячи от стенки…

История показала, что, чем ближе они будут продвигаться к Москве, тем чаще им придётся выбираться из подбитой машины…

Получив второй приказ, Конев, конечно же, понял, в каком положении находится его армия, а точнее, те подразделения, которые после прибытия и изнурительного марша от места разгрузки до района сосредоточения оказались в его распоряжении. Противник начал обтекать их группировку с флангов. А это грозило окружением.

Опасность, угроза гибели действует на людей по–разному. Некоторые теряют самообладание или впадают в состояние прострации. Инстинкт самосохранения подавляет в них всё остальное. Служебные, командирские обязанности, долг, честь — всё это, как едкой кислотой, мгновенно разъедает личное желание выжить — во что бы то ни стало, любыми путями и средствами. Других, наоборот, экстремальные обстоятельства максимально мобилизуют, делают сверхэнергичными, заставляют соображать мгновенно и с той же энергией принимать точные и единственно верные решения. К таким командирам принадлежал генерал Конев.

Буквально накануне этих событий командующие армиями встретились, обсудили создавшееся положение, наметили план взаимодействия. Обменялись офицерами связи. И Коневу, и Курочкину нужно было выполнять невыполнимый приказ штаба Западного направления, подписанный маршалом Тимошенко. О возможности отхода не проронили ни слова.

А фронт, изменяясь в своих очертаниях каждый день и каждый час, уже свидетельствовал о том, что Витебск не вернуть и линию фронта по Днепру и Западной Двине не восстановить. Угроза нависла над Смоленском.

Глава двенадцатая

ПЕРВЫЕ СРАЖЕНИЯ. ИТОГИ

«…танковые армии нельзя остановить бутылками с бензином».

Витебское и Смоленское сражения были для генерала Конева и его армии первыми сражениями в Великой Отечественной войне. Будущий маршал, победитель Манштейна, начинался здесь, на позициях по Западной Двине и Днепру летом 41‑го.

Второй Стратегический эшелон РККА, который, по первоначальными замыслам Ставки, должен был развивать успех армий, дислоцированных под Минском и Белостоком, вынужден был сдерживать натиск подвижных соединений группы армий «Центр» на линии Полоцк — Витебск — Жлобин — Андреаполь — Ярцево — Ельня. Западный фронт словно заново возродился.

Армии первого эшелона оказались частично разгромленными, частично окружёнными в Белостокско — Минском «котле». Они распались на группы численностью иногда до полка, иногда до батальона и меньше. Некоторые из этих групп, несмотря на полную обречённость, продолжали драться изолированно. Одним в ходе этих отчаянных боёв выпадала удача пробиться к своим, на восток. Они шли по дорогам и лесам, минуя немецкие заслоны. Такие группы, как правило, уже не представляли опасности для противника, а для своих зачастую были просто обузой. Сломленные морально, они, поставленные в оборону, не выдерживали очередного артналёта или появления вражеской авиации, бросали позиции и бежали дальше на восток. Вирус страха и паники действовал, как чума, угрожая распространиться и на войска Второго Стратегического эшелона. Катастрофа под Белостоком и Минском открыла путь противнику к Смоленску — историческим воротам на Москву.

В число семи общевойсковых армий Второго Стратегического эшелона, который теперь, в соответствии с изменившейся ситуацией на фронте, должен был остановить врага, входила и 19‑я армия генерал–лейтенанта Конева.

Именно она оказалась в самом невыгодном положении в момент немецкого наступления. Ставка не ожидала, что на западе дела пойдут настолько скверно, что минский оборонительный район падёт так быстро, и поэтому фактически оказалась не готовой встретить немцев на рубеже Гомель — Могилёв — Орша — Витебск — Невель — Великие Луки. Только часть армий была развёрнута в боевой порядок, окопалась на своих рубежах, обеспечив себя тылами и подвозом. Но противник, наткнувшись на их твёрдую оборону, не стал упорствовать на этих труднопробиваемых участках и тут же начал искать более слабые места.

4 июля были арестованы и отданы под суд командующий войсками Западного особого военного округа генерал Павлов, работники его штаба и командующий 4‑й армией генерал Коробков. За катастрофу под Минском и Белостоком должен был кто–то ответить. По представлению посланного в войска Мехлиса виновных нашли быстро.

По пути в 34‑й ск Конев встретился с генералом Ерёменко, в то время заместителем командующего войсками Западного фронта, отвечающего за витебское направление. «Он сказал, что уже побывал в 34‑м корпусе и недоволен действиями комкора Хмельницкого, — вспоминал Конев. — В резкой форме Ерёменко совершенно необоснованно обвинил меня в том, что я лично не сумел остановить противника, который прорывается к Смоленску, обходя Витебск северо–западнее и одновременно обходя Оршу. Разговор был неприятный. Я дал Ерёменко отпор, заявив, что, если он считает необходимым, чтобы я лично пошёл в атаку, в этом отношении затруднений не будет, но для меня сейчас важно взять в руки управление прибывшими частями».

На той дороге они, два генерала, посмотрели друг другу в глаза и через мгновение заговорили уже спокойнее. Они прекрасно понимали, что происходит вокруг. А через несколько минут на дороге появились немецкие танки, и штабные машины были накрыты их огнём.

Об этом эпизоде уместно предоставить слово самим свидетелям и участникам этой истории.

А. И. Ерёменко: «Мы с командующим армией выехали в передовые части. Он — под Витебск, я — на правый фланг, под Сураж, где действовала одна стрелковая дивизия. Связи с этой дивизией уже не имелось, так как она вела бой в окружении. В районе Колышки я встретил стрелковый и артиллерийский полки другой дивизии, которые имели приказ выдвигаться на Сураж. Гитлеровцы тем временем уже захватили этот населённый пункт, продвинулись к городу Велиж и заняли его. Правый фланг 19‑й армии оказался открытым. Я приказал стрелковому и артиллерийскому полкам прикрыть рубеж Понизовье — Колышки, чтобы не допустить удара противника по открытому флангу армии, сам же вернулся в штаб, чтобы выяснить, как подходят войска.

Генерал–майор Рубцов доложил мне, что получен приказ, в котором для развёртывания 19‑й армии указывался новый рубеж, отнесённый вглубь на 50–60 км. Приказ вносил страшную путаницу в управление войсками, так как некоторые дивизии уже вступили в бой, а теперь их нужно было отводить.

Я был удручен этим непонятным решением. Без всяких на то оснований врагу оставлялась территория в 50–60 км глубиной.

Телефонной связи со штабом фронта не было, и я, не медля ни секунды, выехал туда. Ещё не взошло солнце, как я уже был у маршала Тимошенко. Он только что лёг спать, но я его разбудил и доложил о странном приказе.

— Андрей Иванович, — сказал маршал, — видимо, произошло какое–то досадное недоразумение, прошу вас, поезжайте быстрее обратно и восстановите положение.

Я немедленно выехал в район Рудни…

Передвижение штабов, да частично и войск, происходило главным образом по магистрали Витебск — Смоленск, поэтому перехватывать части было легко.

Однако штаб 34‑го стрелкового корпуса мы перехватить не сумели. Командир корпуса, оставив части под Витебском, отошёл со штабом на 60 км, как и было приказано. (Обратите внимание, как мудро писали свои мемуары маршалы. Даже такой прямой человек, как Ерёменко. Имя Хмельницкого, командира 34‑го ск, он не называет. Зачем? Хмельницкий с лёгкостью, без последствий, вышел сухим из воды. Андрею Ивановичу дорогу он не переходил. Дело прошлое… А может, маршал Ерёменко, да и наш герой, хорошо знали, к примеру, что Хмельницкий успешно служит по другому ведомству? Никудышний вояка и армейский генерал, он прекрасно выполнял приказы Лаврения Павловича Берия… Вот тогда всё встаёт на свои места. — С. М.)

Мы выбрали свой передовой командный пункт в одном километре северо–западнее Рудни, в 150 м от шоссейной дороги на Витебск. Оперативная группа 19‑й армии находилась в сторону Смоленска на удалении 18–19 км.

…Солнце уже стояло совсем низко над горизонтом, когда в районе Рудни появились немецкие танки. Шли они по дороге в направлении города, вблизи которого был мой командный пункт. Услыхав стрельбу, не похожую на стрельбу полевой артиллерии, я послал офицера связи на легковой машине вперёд, чтобы выяснить, что там происходит. В 3 км от моего командного пункта на повороте шоссе он столкнулся в упор с немецкой танковой колонной, впереди которой на легковой машине ехали три фашистских офицера.